В соответствии с предвыборными обещаниями президента Трампа быть жестким в вопросах иммиграции и защищать американских рабочих, его администрация объявила на прошлой неделе о введении единовременного сбора в размере 100 000 долларов за визу H-1B, что значительно превышает предыдущий сбор в размере 2000–5000 долларов. Программа виз H-1B предназначена для привлечения высококвалифицированных и высокооплачиваемых иностранных специалистов в американские компании, в частности в критически важных областях науки, технологий, инженерии и математики. В 2024 году было одобрено около 400 000 заявлений на визы H-1B, из которых около 73 % поступило из Индии и 12 % из Китая. Ни одна другая страна не обеспечила даже 2% работников с визой H-1B, причем в 2025 финансовом году двое из них были из Узбекистана.   Программа виз H-1B началась после Второй мировой войны под видом «Операции Paperclip», в рамках которой США наняли около 1600 нацистских ученых из Германии, чтобы одновременно развить зарождающуюся атомную промышленность Америки и обезвредить постнацистскую Германию. Сегодня американские ястребы в отношении Китая предлагают реформировать программу H-1B в «Вторую операцию Paperclip» с целью вербовки ведущих ученых для противодействия растущему числу исследований в области материаловедения, физики и химии, проводимых в Китае.   1 октября Китай официально ввел новую «K-визу», предназначенную для привлечения молодых талантов в области науки и технологий из числа выпускников факультетов естественных наук, технологий, инженерии и математики (STEM) и молодых специалистов, занимающихся соответствующими исследованиями. K-Visa отличается от других программ иммиграции квалифицированных специалистов тем, что на этапе подачи заявления не требует наличия китайского работодателя или приглашающей стороны, что привлекает молодых выпускников и предпринимателей, не имеющих официальных предложений о работе. Пекин объявил о введении этой визы 7 августа, за несколько недель до того, как Трамп объявил о введении сбора за визу H-1B, но геополитическая напряженность в глобальной конкуренции в области науки и технологий неоспорима. высококвалифицированных технических специалистов рассматриваются как активы национальной безопасности.   В заявлении Белого дома говорится, что программа виз H-1B «умышленно использовалась для замены, а не дополнения американских работников менее оплачиваемой и менее квалифицированной рабочей силой», что подрывает экономическую и национальную безопасность США.  Соответственно, сбор призван ограничить количество заявок на визы H-1B, давая преимущество американским гражданам и поощряя только высокоспециализированных и квалифицированных иностранных соискателей, которые могут укрепить американские компании.   Администрация Трампа оправдывает пересмотр программы H-1B широко распространенными манипуляциями со стороны компаний, занимающихся аутсорсингом информационных технологий (ИТ). Хотя Amazon остается крупнейшим работодателем, получающим разрешения H-1B, большинство работодателей, заполняющих квоты H-1B, — это иностранные компании, такие как Cognizant (93 тыс.), Infosys (61 тыс.) и Tata Consultancy Services (60 тыс.). Венчурный капиталист из Кремниевой долины Чамат Палихапития заявил, что эти аутсорсинговые консалтинговые компании «обманули систему», усовершенствовав процесс подачи заявок и получив большую часть H-1B по сравнению с американскими компаниями.   Аналогичным образом, сторонники исполнительного указа утверждают, что на практике визы H-1B не выдаются высококвалифицированным инженерам и исследователям в области искусственного интеллекта, для которых и была предназначена эта программа. С 2020 финансового года средняя зарплата обладателя визы H-1B составляет чуть менее 120 000 долларов — это меньше, чем зарплата большинства помощников руководителей в технологических стартапах. Джейсон Калаканис, один из первых инвесторов Uber, описал широко распространенное злоупотребление визовой программой в IT-секторе, назвав его формой «подневольного труда», при которой компании выдают визы H-1B менее квалифицированным работникам, недоплачивая им и перегружая их работой под угрозой аннулирования визы, поддерживая высокую плату, чтобы препятствовать искусственному снижению заработной платы и злоупотреблению трудом.    Противники нового указа предвидят «утечку мозгов» из США в жизненно важных отраслях в результате потери инженеров, врачей и исследователей. Почти четверть врачей в США — выпускники международных медицинских вузов, и больницы обращаются в Министерство внутренней безопасности с просьбой предоставить исключения для работников здравоохранения. Кроме того, в соответствии с остальной антииммиграционной риторикой администрации США, это сигнализирует о неблагоприятной среде и отталкивает молодые таланты от США в сторону Китая.   Как и в случае с большинством политических решений Трампа, умеренные политики, как правило, поддерживают реформу, но не ее реализацию. Представитель Калифорнии Ро Ханна считает, что единая плата в размере 100 000 долларов ложится несправедливым бременем на стартапы, некоммерческие организации и университеты, признавая при этом систематическое злоупотребление со стороны ИТ-компаний, способных «обходить» систему подачи заявок.   Разногласия по поводу MAGA разделяют технических экспертов — в частности, Маска и Рамасвами, которые поддерживают наем иностранных работников как «необходимое условие для дальнейших успехов Америки», и давних республиканцев, требующих сокращения иммиграции и увеличения инвестиций в американских работников. Несмотря на раскол среди республиканцев по поводу реформы или отмены программы виз H-1B, Трамп продолжает защищать эту программу и набор иммигрантов в целом, заявляя в прошлом, что он хотел бы «прикрепить грин-карты к американским дипломам».   Большинство американских избирателей рассматривают «иммиграцию» как единое явление, охватывающее всех людей, стремящихся начать новую жизнь за границей. Однако иммиграция может и должна рассматриваться и разрешаться по разным основаниям: предоставление убежища, воссоединение семьи, привлечение талантов, потребности в рабочей силе. Как минимум, реформа Трампа в отношении визы H-1B и разногласия между партиями вносят необходимые нюансы в диалог и дискуссию об иммиграционной политике США.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Автор: Файзиддин Кутбиддинов   Последний саммит ШОС, состоявшийся в Китае в 2025 году, стал важным этапом в развитии многосторонней дипломатии в Евразии. На фоне усиливающейся конкуренции между глобальными и крупными державами и трансформации международного порядка встреча лидеров государств-членов ШОС приобрела значительное значение как в сфере региональной безопасности, так и в экономических отношениях. Хотя саммит ШОС позиционируется как механизм укрепления регионального сотрудничества, в западных политических кругах этот процесс часто воспринимается как инструмент усиления влияния России и Китая на евразийском континенте.   Согласно предварительным заявлениям генерального секретаря НАТО М. Рютте, альянс указывает на возрастающую роль Китая, Ирана и Северной Кореи в их отношениях с коллективным Западом, а также на расширение оборонного сотрудничества, что демонстрирует готовность к затяжной конфронтации с западным блоком и одновременно вынуждает трансатлантические страны к длительному и изнурительному противостоянию. Исходя из этих оценок, он подчеркнул, что модель войны на Украине может быть воспроизведена и на других направлениях, усиливая напряжённость между западным блоком и так называемым альянсом автократий.   Согласно анализу DW, предложенный Китаем вариант усиления регионального и международного сотрудничества не обеспечивает абсолютных гарантий для союзников в реализации экономических и торговых соглашений, оставляя пространство для гибкой интерпретации и возможных разногласий в вопросах исполнения ключевых положений.   Китаевед А. Чигадаев отметил, что визит Ким Чен Ына в Китай был воспринят не только как политическая поездка, но и как сигнал легитимности его власти на международной арене, укрепляющий его авторитет во встречах с лидерами крупных держав. Китай является ключевым стратегическим партнёром Северной Кореи в сфере региональной безопасности, и визит продемонстрировал, что режим северокорейского лидера остаётся стабильным и поддерживается сильным союзником.   Особое внимание следует уделить тому факту, что саммит ШОС в Китае воспринимается широкой западной аудиторией как стратегический шаг Пекина, направленный на закрепление своей роли в качестве соперничающего глобального лидера. Китай не ограничивается продвижением собственной модели экономического и политического развития «китайского пути», но активно использует саммит как площадку для формирования новых векторов регионального и международного сотрудничества. Это подтверждается участием сильных региональных игроков, включая Россию, Индию и другие ключевые евразийские государства, что демонстрирует готовность крупных региональных держав присоединяться к китайским инвестиционным инициативам и стратегическим проектам. Более того, саммит позволяет Китаю не только укреплять своё влияние в процессе выработки совместных региональных решений, но и формировать нормы и правила, которые могут конкурировать с существующими международными стандартами, продвигаемыми западными державами.   Таким образом, саммит служит инструментом легитимации лидерства Китая на мировой арене, сигнализируя о готовности Пекина активно участвовать в создании параллельного мирового порядка и формировании глобальной архитектуры современной политики. Это, в свою очередь, вынуждает Запад пристально следить за действиями Китая и разрабатывать стратегии взаимодействия с Евразией.   Наряду с расширением своего международного влияния на саммите, Китай также стремился подчеркнуть технологическое лидерство своих вооружённых сил. По словам Карлотты Ринаудо из Группы исследований международной безопасности (Верона), военная демонстрация в Пекине вышла за рамки традиционного показа и превратилась в футуристическое зрелище. Китай продемонстрировал потенциал своих вооружённых сил к сочетанию человеческих возможностей с роботизированными системами, обозначив технологическое лидерство в будущих войнах — одновременно повышая внутренний престиж армии и посылая сигнал международному сообществу о растущем стратегическом потенциале страны.   Развивая эту мысль, аналитики подчеркнули, что вакуум влияния, вызванный нерешительностью американского лидера, создал условия для укрепления региональных и стратегических связей между Китаем и Россией. Ярким подтверждением этого является рост товарооборота между двумя странами, заключение экономических соглашений и реализация транспортных проектов, осуществлённых совместно в первые годы президентства Джо Байдена.   По словам Пита Хегсета, главная задача Вашингтона заключается в поддержании стратегического превосходства в военной сфере — на суше, на море, в воздухе и даже в космосе, где США опережают конкурентов за счёт импорта высокотехнологичного вооружения и инновационных оборонных систем. В то же время он отметил, что у Дональда Трампа были конструктивные и рабочие отношения с Си Цзиньпином. Эти контакты, по его мнению, могли бы послужить основой для поиска возможностей сотрудничества и снижения напряжённости, несмотря на продолжающееся стратегическое соперничество между Вашингтоном и Пекином.   В заключение, участие сильных региональных и стратегических партнёров Китая и подтверждение их готовности не только углублять двусторонние и многосторонние связи, но и создавать альтернативные формы международного сотрудничества на саммите ШОС в определённой степени свидетельствует о том, что это вызвало значительный резонанс в западном политическом и экспертном сообществе. В то же время мы видим, что некоторые эксперты воспринимают это событие довольно скептически, описывая его лишь как ещё один повод для фотосессий.   Как понимают западные эксперты, саммит продемонстрировал решимость евразийских государств сделать ставку на укрепление сотрудничества и выстраивание новых экономических и политических архитектур, способных конкурировать с западными институтами. Более того, он подтвердил растущую роль Китая и его стратегических партнёров в международной политике, где они всё активнее претендуют на статус самостоятельных центров силы, способных оказывать влияние на формирование нового мирового порядка.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев 22 сентября в Нью-Йорке провёл встречу с генеральным директором Всемирной торговой организации (ВТО) Нгози Оконджо-Ивеалой, в рамках которой были обсуждены вопросы, связанные со вступлением Узбекистана в ВТО. Глава ВТО отметила значительный прогресс, достигнутый Узбекистаном, и выразила надежду на завершение всех процедур по присоединению к марту 2026 года.   Узбекистан подал заявку на вступление в ВТО в 1994 году. Однако в 2005 году процесс присоединения был приостановлен в связи с проводившейся в то время политикой импортозамещения. Возобновление процесса произошло в марте 2018 года после подачи официального заявления в секретариат ВТО. На сегодняшний день Узбекистан находится на продвинутой стадии процесса вступления в организацию. Страна планирует вступить в ВТО до начала 14-й Министерской конференции, которая пройдет в 2026 году в Камеруне. В настоящее время завершены двухсторонние переговоры и подписаны протоколы о доступе на рынок с 29 странами. По словам представителя президента по вопросам ВТО Азизбека Урунова, остается лишь три страны, чтобы полностью завершить двухсторонние переговоры. Узбекистан активно проводит реформы, направленные на приведение национального законодательства в соответствие с требованиями ВТО. Эти реформы касаются сфер торговли товарами, услугами, интеллектуальной собственности и сельского хозяйства.   Вступление Узбекистана в ВТО способствует ускорению рыночных реформ, повысит предсказуемость национальной экономической политики, создаст предпосылки для роста экспорта и инвестиций, повышения производительности экономики. Однако в свете усиления протекционизма со стороны ведущих экономик мира и развертывания торговых войн многие эксперты скептически относятся к будущему многостронней торговой системы. По мнению президента Совета по международным отношениям США Майкла Фромана, «Глобальная торговая система, какой мы её знали, мертва. ВТО фактически перестала функционировать, поскольку она не способна вести переговоры, осуществлять мониторинг или обеспечивать выполнение обязательств стран-участниц».   В качестве альтернативы современной многосторонней системе регулирования торговли он предлагает «построить новую систему вокруг открытого плюрилатерализма: коалиций стран, которые имеют общие интересы в определенных областях и объединяются для принятия высоких стандартов по конкретным вопросам, оставаясь при этом открытыми для других стран, разделяющих эти интересы и готовых внедрить такие стандарты». В качестве преимущества новой системы Фроман отмечает ее гибкость и адаптивность. В тоже время предлагаемая система уступает действующей в экономической эффективности, поскольку ее выгоды будут распределяться только среди стран-участников. Также существует риск возникновения «эффекта спагетти» в связи с тем, что одни и те же страны могут быть участниками различных плюрилатеральных соглашений и иметь противоречащие друг другу обязательства. Несмотря на эти недостатки, по мнению Фромана, такая сеть может оказаться более политически устойчивой, чем многосторонняя торговая система.   В своем выступлении на встрече, организованной Институтом международной экономики Петерсона (США), генеральный директор ВТО Нгози Оконджо-Ивеала подчеркнула, что, хотя многие уже объявили «смерть ВТО», другие видят в этом возможность построить более сильную и устойчивую торговую систему. Несмотря на подрыв глобальной торговли вследствие односторонних мер, ВТО «остается живой». До усиления протекционизма со стороны США и введения ответных мер другими странами, 80% мировой торговли осуществлялось на основе режима наибольшего благоприятствования (РНБ). В настоящее время данный показатель упал до 72%. Вместе с тем, 75% мировой торговли товарами все еще осуществляется на условиях ВТО, что свидетельствует об устойчивости многосторонней системы в условиях глобальной неопределенности.   Генеральный директор ВТО отметила необходимость реформирования системы ВТО для того, чтобы сделать ее более гибкой. «Моя программа на следующий срок – сохранить то, что работает, реформировать то, что не работает, и смотреть в будущее, создавая новые правила и соглашения для увеличения выгод от международной торговли», подчеркнула она.   Несмотря на существующую напряженность в мировой торговле, впервые за 8 лет вступило в силу многостороннее соглашение о рыболовстве, ратифицированное 114 странами-членами ВТО, что свидетельствует об их стремлении к достижению устойчивого развития через установление новых правил торговли. Наряду с этим, на платформе ВТО ведется активная работа по заключению ряда плюрилатеральных соглашений, например, в области электронной коммерции. Другими словами, в рамках деятельности ВТО создаются коалиции стран-участниц для заключения новых соглашений, направленных на решение конкретных проблем. По словам Нгози Оконджо-Ивеала, некоторые члены ВТО обеспокоены фокусом на заключение плюрилатеральных соглашений, в связи с тем, что они могут ослабить значимость многосторонних договоренностей. Она подчеркнула, что не стоит этого бояться, т.к. существует необходимость в «корзине различных инструментов» для повышения степени гибкости и устойчивости ВТО. Поэтому коалиции различных стран приветствуются в ВТО, они не создают параллельную систему, а дополняют действующий механизм.   Генеральных секретарь ВТО отметила, что глобальная торговая система была создана для обеспечения взаимозависимости стран и показала свою эффективность в течение 80 лет. В частности, в результате развития глобальной торговли на основе прозрачных правил регулирования, более 1,5 млрд человек вышли из абсолютной бедности. В настоящее время важно обеспечить устойчивое развитие мировой экономики с акцентом на снижение «сверхзависимости» от отдельных поставщиков и рынков. Поэтому ВТО поддерживает создание коалиций членов, направленных на сокращение «сверхзависимости» и децентрализацию цепочек поставок с широким вовлечением стран с относительно низкими доходами.   Нгози Оконджо-Ивеала выразила надежду, что на Четырнадцатой Министерской конференции в Камеруне страны-члены ВТО достигнут консенсуса и примут пакет ключевых реформ, который укрепит эффективность многосторонней торговой системы. Став полноценным членом ВТО, Узбекистан сможет вносить свою лепту в совершенствование международных правил торговли с учетом национальных интересов во благо процветания народа. Стратегическая задача Узбекистана – не просто присоединиться к ВТО в качестве нового участника, но и стать инициатором обновления ее правил. ВТО по-прежнему остается самой эффективной площадкой для установления «правил игры», а плюрилатерализм – ключевым инструментом для их оперативного совершенствования. Задача страны – умело использовать эти ресурсы для достижения устойчивого развития и защиты своих национальных интересов.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Выступление Президента Республики Узбекистан Шавката Мирзиёева на 80-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН зафиксировало переход Центральной Азии к качественно новому этапу региональной консолидации. Прозвучавшее заявление о том, что регион «из пространства закрытых границ и нерешённых споров превратился в зону мира, добрососедства и партнёрства», носит не только символический, но и практический характер.   С 2017 года регион добился ощутимых результатов. За восемь лет объём взаимной торговли, инвестиций и транспортных перевозок увеличился в пять раз. Созданы совместные инвестиционные фонды и приграничные торговые зоны, сформированы механизмы промышленной кооперации и запущены крупные инфраструктурные проекты. Для международного сообщества Центральная Азия становится примером того, как политическая воля и региональная солидарность могут трансформировать целое геополитическое пространство.   Не менее значимо и формирование новой региональной идентичности. Центральная Азия впервые в новейшей истории начинает позиционировать себя не как объект внешних стратегий, а как самостоятельный субъект международных отношений. Это выражается в росте региональной субъектности, появлении единой повестки и выдвижении инициатив, исходящих изнутри региона.   Важное место в выступлении Президента заняли такие практические предложения, как проведение под эгидой ЭКОСОС и ЮНКТАД международного форума по развитию экономик Центральной Азии, создание с ЮНИДО регионального хаба по «зелёным» технологиям, разработка совместных программ по рациональному использованию водных ресурсов и обеспечению демографической устойчивости. Эти инициативы органично встроены в глобальную повестку устойчивого развития и демонстрируют готовность региона не только решать собственные задачи, но и вносить вклад в решение общечеловеческих проблем.   Стратегическим шагом является предложение о принятии резолюции ГА ООН в поддержку усилий Центральной Азии по углублению партнёрства и интеграции. Такая резолюция закрепит достигнутые результаты на международно-правовом уровне и позволит укрепить позиции региона как зоны устойчивого мира и развития.   Таким образом, Центральная Азия вступает в эпоху практической реализации выдвинутых идей. От символических заявлений регион перешёл к конкретным результатам и инициативам, формируя собственную модель консолидации и всё активнее влияя на международные процессы.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

Азербайджан активизирует политико-экономические связи с правительством талибов активно вовлекаясь в процесс создания и развития перспективных товаротранспортных маршрутов в направлении Южной Азии. В авангарде Лазуритовый коридор, запущенный в 2018 году по совместной инициативе Афганистана, Азербайджана, Турции, Грузии и Туркменистана по аналогии древнего маршрута Великого шелкового пути.   2 июля 2025 года на полях саммита Организации экономического сотрудничества в азербайджанском Ханкенды состоялась встреча вице-премьера Афганистана по экономическим вопросам Абдул Гани Барадара с премьер-министром Азербайджана Али Асадовым, на которой была подчеркнута готовность Баку увеличить объемы экспорта и импорта с Афганистаном. Также обсуждалась перспектива развития поставок по направлению «Южная Азия-Кавказ-Европа». Фактически речь идет о расширении Лазуритового коридора на Пакистан и Индию, что позволит участникам маршрута перетянуть на себя транзитные грузы Индии и ЕС. Перспектива не шуточная с учетом устойчивого роста взаимной торговли двух экономических гигантов. По итогам 2024 года этот показатель перевалил за $137 млрд.   Однако транзитный коридор от Европы до Индии через Южный Кавказ, Туркменистан и Афганистан создает потенциальный риск для жизнеспособности мультимодального коридора «Беларусь-Россия-Казахстан-Узбекистан-Афганистан-Пакистан-порты Индийского океана», предложенного Узбекистаном. Данная инициатива сопряжена с проектом строительства Трансафганской железной дороги (Кабульского коридора) по маршруту «Термез-Найбабад-Майданшахр-Логар-Харлачи» с прогнозируемой провозной способностью до 20 млн тонн в год. В случае активизации Лазуритового коридора в расширенном варианте Ташкент рискует потерять эти потоки, так как грузы пойдут в обод страны.   Велика вероятность интеграции Лазуритового коридора с западной Трансафганской железной дорогой по маршруту “Торгунди-Герат-Кандагар-Спин-Булдак”, продвигаемой Ашхабадом и Астаной как альтернатива Кабульскому коридору, что также будет противоречить интересам Узбекистана.   Россия может проявить серьезную заинтересованность к Лазуритового коридору, тем более что Москва уже заявляла о намерении соединиться с Афганистаном через Каспийское море с использованием портовой и железнодорожной инфраструктуры Туркменистана.   Чтобы сохранить и приумножить свои конкурентные преимущества в сегменте трансъевразийских, а также трансафганских перевозок, Узбекистану необходимо усилить координацию с ближними странами-партнерами, включая Азербайджан по вопросу транспорта и транзита. Целесообразно рассмотреть вариант расширения Среднего коридора на Афганистан по территории Узбекистана с возможным продолжением маршрута до Пакистана через Кабульский коридор.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.

В глобальной политике принято, прежде всего, оценивать слова и поступки супердержав, что зачастую создает ложное представление об их исключительной роли в продвижении тех или иных важных решений и инициатив. Но так происходит далеко не всегда. Малые страны тоже умеют задавать тон в международной повестке. Нечто подобное, на мой взгляд, произошло на завершившимся в китайском Тяньцзине юбилейном саммите Шанхайской организации сотрудничества.   Ядро ШОС, как известно, составляют государства Центральной Азии, которые на современном этапе своего развития трансформируются в ответственный субъект международных отношений. Пришло понимание необходимости консолидировать усилия для построения единой судьбы региона. Ростки долгожданной консолидации можно проглядеть в синхронизации позиций по актуальным внешнеполитическим вопросам.   На тяньцзинском саммите лидеры центральноазиатских государств говорили практически в унисон: об укреплении региональной безопасности, о преодолении торговых барьеров, об эффективном использовании водно-энергетического и транзитного потенциала, о растущей потребности в инвестициях для развития перспективных секторов промышленного производства, включая добычу и переработку критических минералов. Важно, что все это преподносилось не с позиции просящего (помощи, поддержки, лояльности), а с позиции предлагающего. Отсюда вполне конкретные и смелые идеи, брошенные на стол большой «шанхайской семьи». Заострю внимание на одной из них.   Президент Узбекистана предложил сформировать единое транспортное пространство ШОС. По сути, это запрос на создание разветвленной сети оцифрованных транспортных коридоров, связывающих между собой все страны члены Организации в какой бы географии они не находились.   В основе столь значимой инициативы лежит фундаментальная проблема, характеризующаяся слабой интеграцией автомобильных и железных дорог государств и регионов, объединенных под эгидой ШОС. К примеру, крупнейшие представители Южной Азии – Индия и Пакистан будучи полноправными участниками ШОС не имеют прямого доступа ни в Центральную Азию, ни в северные широты Евразии – Россию и Беларусь. Существующие транспортные маршруты между этими макрорегионами чрезвычайно долгие и дорогие, что сильно сдерживает взаимную торговлю.   Другой пример: в авангарде евразийской транспортно-транзитной архитектуры находится Исламская Республика Иран, которая задействована в реализации Южного железнодорожного коридора, связывающего Восточную и Центральную Азию с Европой. Однако железнодорожные сети Ирана не интегрированы в транспортное пространство центральноазиатских республик, а в более широком контексте и государств СНГ, многие из которых состоят в рядах ШОС. Проще говоря, транспортное законодательство, перевозочные документы, технико-технологические стандарты, процедуры пограничного и таможенного контроля у них разные, что, безусловно, осложняет эффективное функционирование межрегиональных транспортно-транзитных коридоров во всеми вытекающими последствиями.   Узбекистан готовится к запуску Трансафганского (Кабульского) коридора по маршруту «Термез-Найбабад-Майданшахр-Логар-Харлачи», призванного стать транспортным мостом между Европой, Китаем и Южной Азией. Этот проект будет сопряжен с другим не менее амбициозным началом – высокогорной железной дорогой «Китай-Кыргызстан-Узбекистан», а также Северным коридором, что в совокупности позволит расширить экспортные и транзитные возможности государств Центральной Азии, предоставив ко всему прочему прямой железнодорожный выход к портам Индийского океана, в чем они чрезвычайно нуждаются.   По предварительным подсчетам, Узбекистан и Казахстан получат дополнительный транзитный поток до 20 млн тонн в год, а Кыргызстан и Таджикистан – до 5 млн тонн в год. Уже сейчас узбекская сторона закладывает прочный фундамент для такой перспективы, призывая партнеров по ШОС к формированию единого транспортного пространства и приступив к концептуализации данной идеи. Ее воплощением, судя по всему, должен заняться Совет по интеграции железнодорожных пространств стран ШОС, который предлагалось создать еще год назад со штаб-квартирой в Ташкенте.   * Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.