Политика Великобритании с начала 2025 года вступила в фазу корректировки стратегических приоритетов на фоне меняющейся глобальной конфигурации. В центре внимания — укрепление оборонного и торгово-экономического сотрудничества с ЕС. Это не только обозначает «перезагрузку» отношений после Brexit, но и представляет собой тонкий дипломатический манёвр, направленный на то, чтобы не разрывать связи с Вашингтоном, при этом усиливая автономию европейского вектора британской внешней политики.
Ведущей тенденцией здесь является приоритет оборонного взаимодействия, которое, по сути, становится точкой входа в более широкую политическую и экономическую конвергенцию. Поддержка Украины, развитие совместных оборонных технологий и участие британского ВПК в механизмах нового оборонного фонда ЕС (€150 млрд) представляют собой прагматичный выбор, продиктованный необходимостью адаптации к растущей фрагментации трансатлантической архитектуры безопасности. Особенно примечательно, что в условиях ослабления гарантий со стороны США и нестабильной глобальной экономики именно безопасность становится базисом для дальнейших интеграционных шагов.
Символичным становится заявление Лондона о «совместных ценностях», которое, хотя и не упоминает Трампа напрямую, фактически противопоставляется его подходу к международным делам — односторонности, тарифному протекционизму и отклонению от климатических обязательств. Великобритания демонстрирует намерение действовать в унисон с ЕС в вопросах поддержки Украины в пределах её международно признанных границ, защиты глобальной торговой системы и выполнения Парижского соглашения. Тем самым она посылает чёткий сигнал — ориентация на устойчивость международного порядка и многостороннее взаимодействие остаются приоритетом.
Однако столь активное сближение с Брюсселем вызывает внутренние и внешнеполитические дилеммы. Во-первых, существует риск раздражения Вашингтона, особенно если будущая администрация Трампа вновь сделает ставку на жёсткий торговый курс. Во-вторых, британскому истеблишменту необходимо лавировать между интересами британских фермеров, промышленников и сторонников жёсткого суверенитета, что ограничивает возможности глубокой нормативной интеграции с ЕС. Тот факт, что Лондон чётко заявил о нежелании понижать стандарты в сфере продовольствия и автопрома, говорит о стремлении сохранить автономию в критически чувствительных секторах, одновременно добиваясь послаблений со стороны США.
Сложность позиции Великобритании ещё более усугубляется тем, что страна, по сути, выступает в роли моста между двумя конкурирующими экономико-политическими центрами — ЕС и США. Это даёт Лондону определённые возможности для посредничества и укрепления собственной роли на мировой арене, но требует стратегической последовательности и дипломатической пластичности. Если правительство Стармера сумеет реализовать намеченную связку «оборонное сотрудничество — экономический диалог — климатическая солидарность», это может стать моделью нового типа отношений «Европа плюс» — без членства, но с глубокой кооперацией в ключевых сферах.
В заключение следует отметить, что нынешняя перезагрузка отношений Великобритании и ЕС — это не просто тактический выбор, а реакция на сдвиги в самой системе международных отношений. В условиях эрозии глобального лидерства США и роста нестабильности в Восточной Европе именно региональные альянсы, основанные на ценностях, безопасности и прагматизме, становятся точками устойчивости. Великобритания, пережив болезненный разрыв с ЕС, может вновь превратиться в одного из столпов европейской стабильности — при условии, что ей удастся сохранить баланс между трансатлантическим и континентальным измерениями своей политики.
* Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.
