Ближний Восток и его роль в стратегии «Талибана» по получению международного признания

Аналитические заметки

06 октября, 2025

Делиться

Ближний Восток и его роль в стратегии «Талибана» по получению международного признания

Аналитическая записка Рустама Махмудова для Международного дискуссионного клуба «Валдай» рассматривает Ближний Восток как ключевое звено стратегии внешнеполитической легитимации «Талибана» после 2021 года. Центральная гипотеза автора: арабские монархии Персидского залива — не только важные партнеры сами по себе, но и потенциальный «мост» к Западу и международным институтам. На этом направлении движение демонстрирует последовательность и гибкость: от восстановления и расширения официальных контактов с ОАЭ, Катаром и Саудовской Аравией до выстраивания рабочей повестки с Ираном, несмотря на тяжелое наследие 1990-х. Показательные вехи – прием ОАЭ верительных грамот талибского посла, визит в Абу-Даби делегации во главе с Сираджуддином Хаккани, участие де-факто «властей Афганистана» в дохийской встрече под эгидой ООН и возобновление работы саудовского посольства в Кабуле; в иранском векторе – аккредитация талибского дипломата и визит главы МИД ИРИ в 2025 году.

 

Второй контур – нарративная стратегия, адресованная «арабской улице» и иранской аудитории. Речь идет о системной критике действий Израиля и апелляции к языку международного права (суверенитет, территориальная целостность) для самоутверждения «Талибана» как «ответственного» актора. Махмудов подчеркивает ритуальный характер этой риторики: она почти не конвертируется в практические шаги, что объясняется нежеланием сжигать мосты к Западу и традиционным элитам Залива. Параллельно талибы инвестируют в образ «прагматиков» через акценты на борьбе с ИГИЛ-Хорасан и наркобизнесом – элементах, релевантных для международной повестки безопасности.

 

Третий пласт – экономическая игра вокруг транзитного положения и природных ресурсов Афганистана. Автор фиксирует активизацию Китая в нефтегазе и добыче, интерес к литию, а также растущую вовлеченность региональных игроков. Иран выходит на лидирующие позиции в торговле (рост оборота в 2024 году до $3,197 млрд при минимальном афганском экспорте), ОАЭ через GAAC берут на управление аэропорты, а Дубай выступает финансово-деловым хабом афганских элит. Катар – потенциальный инвестор в магистраль Термез–Мазари-Шариф–Кабул–Пешавар (~$5 млрд) и в цементный проект Jabal Siraj ($220 млн). Эти инициативы призваны усилить аргументацию «Талибана» в пользу признания через обещание региональной связности и экономической отдачи.

 

Главный ограничитель – позиция Запада по правам женщин, формирующая «потолок» для признания и сдерживающая даже прагматичные режимы Залива. Саудовская Аравия, ОАЭ и Катар публично сигнализировали талибам о неприемлемости запретов на образование и труд женщин. Внутренняя дуалистичность «Талибана» («Кандагар» как консервативное ядро против более прагматичного «Кабула») замораживает либерализацию. Тем не менее Махмудов допускает окно возможностей: признание ИЭА Россией 3 июля 2025 года, а потенциально и дальнейшие шаги Ирана и Китая, могут спровоцировать «цепную реакцию» и подтолкнуть игроков Залива и часть западных столиц к переоценке издержек непризнания. В таком сценарии права женщин рискуют отойти на уровень риторики, если баланс сил и транзитно-ресурсные стимулы перевесят репутационные издержки.

 

Читайте на сайте Международного дискуссионного клуба «Валдай»

 

* Институт перспективных международных исследований (ИПМИ) не принимает институциональной позиции по каким-либо вопросам; представленные здесь мнения принадлежат автору, или авторам, и не обязательно отражают точку зрения ИПМИ.